— Пойдём, — сказал Юра лошадке и тронул поводья.
Сцена из вестерна, подумал он мрачно: ковбой входит в городок, ведя в поводу мустанга, на спине которого лежит мёртвый молодой вакеро… и жители городка медленно поворачивают головы в его сторону, не переставая заниматься своими делами…
Беда в том, что этот городок был пуст. Или казался пустым. Стук копыт по светлым плиткам дикого камня отдавался от подслеповатых окон с тюлевыми занавесками внутри, полуприкрытых снаружи пёстрыми вылинявшими половичками-шторами, затенённых свисающими сверху ветвями плодовых деревьев; от плотно сбитых сухих заборов с наглухо закрытыми воротами; от рядов пустых бочек, непонятно зачем стоящих вдоль дороги.
А потом он увидел навес, под которым угадывались пара длинных высоких столов и, кажется, буфетная стойка.
Юра, не отпуская поводьев, вошёл под навес. Пахло прокисшим пивом.
— Эй! — позвал он. — Есть кто-нибудь?
Слышно было, что есть, но никто не появлялся.
— Ну, пожалуйста, — сказал Юра. — Я хочу пить. И я ищу учителя. Николая Ильича. Можете подсказать?
Где-то в глубине помещения, за перегородкой, громко заспорили шёпотом.
— Я вас слышу, — сказал Юра. — Да что здесь такое происходит?
Там уже ругались почти вслух. Наконец появилась немолодая женщина в фартуке и с серой тряпкой в руке.
— Ты кто? — спросила она.
— Меня зовут Юра, — сказал Юра. — Я сам по себе. Мне нужен учитель.
— Зачем?
— Затем, что девочка… — он вдруг понял, что начинает свирепеть внутри, и приказал себе сдерживаться, — затем, что девочка… перед смертью… звала его. Этого достаточно?
— Какая девочка?
— Вот эта. — Юра показал себе за спину.
Женщина приподнялась на носках, заглядывая, и вдруг ахнула.
— А остальные?..
— Про остальных не знаю.
— Они живые?
— Живых я не видел. Вернее, эта ещё была жива.
— Тарас! Иди сюда…
Пришёл Тарас — низкий и кривоногий.
— Ты посмотри! Это же учителева девчонка… и остальные, говорит…
— Вижу. — И Тарас нехорошо прищурился на Юру. — А ты сам-то кто?
— Зовут Юра. Сам я — сам по себе.
— Таких не бывает.
— Бывают.
— Ну, допустим. Так чего надо?
— Учителя найти. Девочку ему передать. Всё. И если воды нальёте…
— Воды ему… Вон, видишь, платан высокий стоит? От него направо — сразу видно, что школа, с огородом. Учитель с обратной стороны живёт. Давай двигай.
— И вам не хворать, приветливые люди, — сказал Юра и пошёл прочь.
Интересно, подумал он, у этих говор совершенно среднерусский. А тех, в лесу, временами хрен понять было. Впрочем…
Он достал КПК и вызвал пеленгатор. Эля была в семи километрах отсюда. Похоже, бандиты с пленниками двигались медленно. Или даже стояли на месте.
Кстати, КПК надо бы подзарядить…
— Николай Ильич? — полуспросил-полупозвал Юра крепкого сутулого человека в длинной полосатой рубахе, выцветших до белизны джинсах и с тяпкой в руках. Юра каким-то образом знал, что тот слышит его приближение, но не оборачивается, а продолжает рыхлить землю. Ага, ждёт, когда я подойду на расстояние удара тяпкой… — Я не враг. Я привёз Тайву.
— Кого? — Человек, отставив тяпку, медленно обернулся. Сзади голова его была чёрной, шея — загорелой. Спереди всё оказалось белым: седые виски и длинный чуб, бледное лицо с голубоватыми мешками под глазами. — Какую тайву?
— Она мне так назвалась, — сказал Юра. — Так это вы — учитель?
— Да… да, я.
Николай Ильич медленно прошёл мимо Юры, остановился около убитой.
— Как это произошло? — глухо спросил он.
— Их обстреляли какие-то бандиты, — сказал Юра. — Там, по дороге, есть такой домик на полозьях…
— Масложимка, знаю. А вы что там делали?
— Прятался.
— От кого?
— От каких-то… не знаю. Бандиты называли их «махновцами».
— От лешкан, что ли?
— Понятия не имею, кто такие лешкане.
— Лешканы. Ну, лесные. Постойте-ка. Вы что, с той стороны?
— Ну… видимо, да. Если я вас правильно понимаю. Хотя, наверное, правильно.
— Правильно, правильно… Зайка на ту сторону часто шастала. Тайва, говорите. Тайва — это такая ночная зверушка. Так она назвалась, да?
— Да.
— Смешная…
— Она вам кто?
— Племянница, можно так — для простоты. Долго родство высчитывать.
— Она велела сказать, что не мучилась.
— Правда?
— Велела так сказать. Да, боли она, наверное, не чувствовала — позвоночник ей прострелили. Была в сознании до конца. Собственно, вот… Я могу идти.
— Подождите, я не… не так сразу.
Юра достал КПК. Эля почти не удалилась — метров на триста.
— Мне нужно догнать этих бандитов, — сказал Юра. — У них моя девушка.
— В какой они стороне? — спросил Николай Ильич.
— Вон там, — показал Юра. — Семь с половиной километров.
— Сунулись через болота, — сказал Николай Ильич. — Не знали, что шлюзы вчера открывали. Долго будут идти. Успеем.
— Успеем? — с нужной интонаций переспросил Юра.
— Да. Я провожу. Перехватим по сухопутью. А пока — пойдём к старшине…
— Подождите, — сказал Юра. — Вы знаете, куда их ведут?
— Знаю.
— И… тоже проводите?
— Нет. Дам карту. Пошли, а то и день не ждёт, и ночь не дремлет…
Старшина, здоровенный грушеобразный дед в старинной милицейской форме, какую Юра видел только в кино, и с автоматом ППШ, явно выкопанным недавно из грядки, а теперь висящим на брезентовом ремне на спинке стула, выслушал Юру, составил протокол (бланк был расчерчен от руки), осмотрел Тайву, выписал свидетельство о смерти, потом вызвал и отправил к маслодавилке двух помятого вида мужичков с синими повязками на рукавах и симоновскими карабинами за плечами — посмотреть, что там да как, и привезти трупы, ежели их ещё никто не забрал.