Спираль - Страница 5

Как ни смешно, но отношения их долгое время оставались совершенно платоническими, и Юру почему-то это устраивало. Вернее, была какая-то двойственность: Алёнка очень нравилась ему как женщина, и он готов был в любой момент изменить положение вещей, — и в то же время ему нравилось, очень нравилось то, что между ними происходило сейчас, этакая игра в недоступность и в то же время — предельная откровенность; с Алёнкой можно было говорить обо всём, ничего не скрывая и ничего не стыдясь, и такого собеседника в жизни Юры до сих пор ещё не было ни разу, никогда.

— А вот тогда, в первый раз, помнишь — когда в той бухточке были катера, и ты сказала, что место занято, и садиться не будем — вот если бы тогда там никого не было и мы бы сели, что тогда? — спросил как-то Юра; они в порядке исключения просто сидели в кафе под навесом и ели мороженое из больших стеклянных креманок.

— Тогда? — Алёнка задумчиво вылизала ложечку; ложечка тоже была стеклянная. — Тогда, я думаю, мы бы потрахались на пляже, а потом ничего не было бы.

— Почему?

— Я бы тебя отшила. Я умею, ты не думай.

— Нет, почему отшила бы?

— Ну, не знаю. Я так загадала. Что, мол, ежели чё — то больше и ничё. А ежели ничё — то там как пойдёт.

— Странная ты.

— И не говори. Сама себе не перестаю удивляться. Ни днём, ни особенно ночью.

— Значит, мне проставиться надо тем шашлыкоедам, — серьёзно сказал Юра.

— Ты их сначала найди, — хмыкнула Алёнка.

— Катера «Питон» и «Игристый», пробью по базе — и вася.

— Что?

— Вася. Сокращённо от «Вася-не-чешись», что означает «дело сделано».

— Забавно. А у нас говорили «вася», когда всё накрылось. Думаю, так звали толстого белого полярного лиса. Так, значит, проставишься?

— Обязательно.

— Забились. Я проверю, ежели чё. Сверху, как известно, видно всё, ты так и знай…

Действительно, найти владельцев и капитанов обоих катеров оказалось делом нехитрым. Катер «Питон» (тип «Морской конёк», производство КНР, рег. № Р 51–64 МО) принадлежал некоему Нафикову Ильхаму Сулейменовичу, а «Игристый» (тип «Юнус», производства Турция, рег. № Р 52–01 МО) — Караваеву Сергею Геннадьевичу, проживает… телефон… Юра полез в записную.

Телефон совпал. Однажды он уже звонил по нему.

— Привет.

— Ну, привет. — Серёга из Дубны улыбнулся. — Говоришь, по делу?

— В каком-то смысле. Вот, держи, — и Юра подал ему тубус с бутылкой «Кутузова» внутри. — А главное — не спрашивай, почему и за что. Ты, сам не зная того, сделал для меня большое дело. Я проставляюсь. Это, конечно, не хороший домашний самогон, настоянный на шкурках винных ягод…

— Помнишь, да? Кстати, ещё остался немножко, хочешь? Или эту раздавим?

— Мне нельзя, я за рулём, извини.

— Ну, всё равно проходи. Могу кофием напоить, могу чаем, могу морсом. Кстати, вот морс просто заставлю попробовать, хоть и силой, такого больше нигде не найдёшь.

В квартире было прохладно и пахло почему-то тревожно. Потом Юра понял: это запах вяленых персиков и вяленой дыни. Ну да. При словах «восточный базар» моя рука тянется к пистолету…

— Садись. Разгребай там… я, извини, сейчас холостякую, так что хозяйство запустил чудовищно. Давай, я две минуты…

Квартира была из сравнительно новых — того периода, когда строили как попало. Гостиная имела совершенно кубическую форму — пять на пять на пять. Окна были прорезаны под самым потолком, невысокие и длинные: чтобы посмотреть в такое окно, нужно было взобраться на стремянку. Такая же прорезь в стене была и в сторону кухни, и сквозь рифлёное стекло (наверное, сдвигающееся) можно было видеть, как Серёга там переливается и что-то непонятное делает. Двери на кухню и в смежную комнату стояли открытыми, и стена за дверью странным образом загибалась плавно, дугой. В комнате стоял приличных размеров диван, напротив него — телевизор с двухметровым экраном и несколько звуковых колонок; угол занимал письменный стол с раскрытым ноутбуком, на стенах висели карты — явно топографические и явно интенсивно используемые — и множество книжных полок, не собранных в одном месте, а разбросанных по две-три-четыре; сплошной массив полки образовывали только на высоте. Ещё на стене висели шашка и нагайка, а рядом со столом чернел длинный оружейный ящик.

Вошёл Серёга, гоня перед собой прозрачный столик на колёсиках. На столике стояли два чайника, графин с чернильно-чёрной жидкостью, два стакана и две чашки.

— Раз тебе алкогольного нельзя, то у нас и других вкусных приятных напитков хватает, — сказал Серёга. — Себе-то я налью, с твоего разрешения… — Он ногтем вскрыл тубус и вытряхнул бутылку. — Хорошее пойло! Никому не дам, сам выпью. Ну, давай… это вот зелёный китайский, а это тибетский, начинать лучше с китайского… а это морс, который я поминал, его у нас даже финны по локоть отрывают, хотя своей ягоды им девать некуда… Ну, за встречу.

— Ага. Рад видеть. В добром. Ну и вообще.

— Как твой паззл?

— Я его забросил. Спасибо за совет, кстати. Один раз показалось даже, что я его решил… — и Юра рассказал про сон и про звонок. — Но с того момента — как рукой сняло. Вернее, как чирий прорвался… Да, этот морс — всем морсам морс. Не дураки твои финны.

— И почти всё — местный продукт, что характерно… Так не расскажешь, чем я тебе так угодил?

— Не-а.

— Ну и ладно. Чай сам нальёшь, а то неудобно тянуться…

— Какие церемонии…

Чай тоже был хорош; уж на что Юра не признавал в чаях никаких свойств, кроме крепости, а должен был признать — вкусно.