Спираль - Страница 45

— Нет, — сказал Юра в некоторой оторопи.

— Везёт кому попало. А у меня — шесть штук, и все дуры… В общем, почти все бабки… всё, накопленное непосильным трудом… Ну и вернулся я в Зону. Только больше к фиалкам не ходил. Себе дороже. И ты не ходи.

— Ни. За. Что! — пообещал Юра. — А как у тебя с хох-дойч? Ты там вроде бы бурчал о чём-то с гауптманом?

— Не сказать, что замечательно, больше понимаю, чем сам говорю… Я отчасти ещё для языковой практики вызвался. Чтобы полезное с безвредным, понимаешь?

— Ага, — сказал Юра. — Слушай, Паш, а почему сталкеры в массе свой безбожники?

— Ну ты спросил! — Паша широко открыл глаза. — Ну, ты!.. — Он замолчал. — А хер его поймёт. Я одного сталкера знаю — бывший поп. Хочешь, познакомлю? Он тебе всё про это расскажет.

— Может быть, — сказал Юра. — Может быть…

Юра не знал, чего про него успела наговорить Настя, но тот же Паша-Гусь с ходу признал Юрино старшинство, хотя формально Юра был ещё курсантом, а Гусь — заслуженным сталкером и полноправным старшим бойцом «Волкодава». Впрочем, Юра знал за собой эту особенность, которая иногда и мешала: в каких-то случаях общей неопределённости его почти всегда молча избирали (или назначали) лидером группы. Так было ещё в старших классах, когда они с экскурсией заблудились зимой в лесу (автобус заглох, физрук на оледеневшей тропе сломал ногу — в общем, весёлая получилась поездочка), и потом на срочной, и в училище; только вот самая офицерская служба не задалась, но тут всё, как потом оказалось, зависело далеко не от этих личных Юриных качеств — вернее, они сыграли ему лишь во вред…

Теперь Юра снова оказался старшим.

С помощью Паши-Гуся, который всё-таки скорее рубил, чем не рубил в немецком, и гауптмана, кое-что улавливавшего по-русски, он растолковал немцам, как себя вести: двигаться тихо, вслушиваться в окружающее, смотреть на ведущего и каждые тридцать секунд оглядываться на замыкающего. По сигналу ведущего останавливаться мгновенно, огонь по его команде тоже открывать мгновенно, даже если не видишь, в кого. Оправляться только в поле зрения товарищей, ни за какие кустики не отходя. Есть звери, которые умеют отводить глаз стрелка, есть — которые почти сливаются с фоном. Есть просто очень быстрые и очень сильные. Есть те, которые умеют внушать животный ужас. Во всех случаях главное — не бежать, оставаться в строю и помогать товарищам, что бы ни происходило. Пусть хоть небо валится кусками…

Если верить обычным механическим часам (все электронные показывали разное, а механические примерно одно и то же — ну, учитывая обычные для механики плюс-минус), с момента рассвета прошло пять часов. Это могло означать, что до вечерних сумерек тоже где-то часов пять. А могло и не означать. В любом случае Юра решил выйти немедленно и, если повезёт, до темноты оказаться на КПП. А если не повезёт, заночевать в одной из трёх возможных точек: в домике бывшей станции лесозащиты, или на посту ГАИ, или на бензозаправке. Эти места он отметил для гауптмана (распечатав ему на принтере простую бумажную карту и выпросив у научников магнитный компас) и постарался объяснить, что в случае выбытия из строя обоих проводников солдатам нужно будет укрыться в каком-то из этих пунктов и вызывать подмогу, а иначе никак.

Потом двинулись. Паша-Гусь шёл впереди, за ним след в след — немцы; замыкал шествие Юра. Не было ни тумана, ни типичной для Зоны влажной мглы, при которой предметы в полукилометре-километре становятся как бы размытыми, нанесёнными несколькими небрежными мазками акварели на бугристом мокром картоне, — нет, стояла душноватая и пахучая, как в предбаннике, почти жара — наверное, плюс двенадцать; и если бы не ровное сероватое бестеневое свечение всего обозримого неба, можно было бы подумать, что вокруг чудесный ясный день конца бабьего лета…

Юра, как и положено замыкающему, оборачивался регулярно. Проволочный забор, палатка, трейлеры, машины и земляной горбик блиндажа скрылись из виду мгновенно — наверное, слились с пейзажем; или исчезли совсем, потому что в них пропала надобность. Остался только строгий чертёж радиомачты, парадоксально напоминающий стилизованный силуэт трёхлинейки со штыком.

Первые полчаса похода были ничем не примечательны…

Паша-Гусь стремительно вскинул левую руку на уровень плеча, и Юра остановился мгновенно, не без раздражения отметив про себя, что немцы — надо полагать, расслабленные мнимым спокойствием — среагировали с запозданием, и даже один солдат воткнулся в другого с ненужным шумом. Разведгруппа, перемать…

Как только прекратился размеренный звук шагов, со всех сторон навалились шорохи. Юра, держа ружьё стволом вверх, развернулся на каблуках. Осеннего цвета кроны почти смыкались над головой; дорога, по которой много лет никто не ездил (удивительно аккуратный бурелом случился, каждые тридцать метров лежало по дереву), уже сама поросла кустарником и тощими осинками. Шумопеленгатор снова тревожно пискнул, отмечая посторонний звук. Тогда Юра разрешил шумопеленгатору начать поиск. Звуковая картина в наушниках несколько раз поменялась: как будто сверху вниз по телу прошли один за другим с полдесятка сильно отличных друг от друга пластов лопающихся пузырьков, от самых мелких, чуть шепчущих, до крупных, звонких. Потом настала как бы тишина, только не настоящая, а ватная, и по этой тишине справа налево двинулись осторожные шаги: несколько пар мягких лап, ступающих то ли по скрипучему проседающему снегу, то ли по высохшей пене… Юра прикинул, когда эти шаги выйдут на свободное пространство, то есть на обочину дороги, не оглядываясь, показал остальным цель — и всё равно чуть не прозевал прыжок.