Сам «Тигр» был неплохо оснащён с точки зрения обнаружения всяческих угроз: тепловизор с круговым обзором, УФ-сенсоры, сантиметровый радар, индикаторы псевдогравитации и псевдорадиации — это не считая обычных телекамер с функцией «лягушачьего глаза», то есть выделяющих движущиеся объекты. Но и с такой техникой приходилось держать ухо востро; Юре в гараже сказали, что в год выбывает две трети парка. Поэтому бдительность, господа, и ещё раз бдительность…
Как установилось сразу после последнего выброса, так и продолжалось: желтоватое (разных оттенков, от серо-песочного до медового) светящееся марево над головой, полное безветрие — и странный, едва уловимый то ли шелест, то ли шёпот, приходящий отовсюду сразу. В жёлтом рассеянном свете растворялись и приглушались другие цвета, зато усиливался контраст; мир был словно отпечатан в две краски в дешёвой типографии.
— Страна Ос, — сказала Настя сквозь зубы.
— Что? — Юра поправил гарнитуру. — Не расслышал.
— Цитата. «Я не пчёлка, я добрая фея из страны Ос…» Не Оз, а Ос.
— Дошло. Жуть. А откуда цитата?
— Не помню…
Настя была судорожно-спокойная и неразговорчивая. Эти дни, когда он дрых бессовестно и беспробудно, а с остальными происходило что-то маловообразимое, стоили ей немалых сил.
— Первый лючок вижу, — сказал Саша.
Юра огляделся.
— Чисто. Подъезжаем вплотную.
Кабель-канал уложен был вдоль дороги, буквально по её обочине, в узкой и мелкой траншее, и лючки располагались через каждые семьсот пятьдесят метров. Правда, были места, где траншеекопатель по непонятным причинам от дороги отходил; там-то, по Юриному предчувствию, и следовало ждать какой-нибудь подляны. Пока что работа шла так: машина становилась вплотную к лючку, Юра внимательно осматривался на предмет вероятного противника, Саша запускал приборное сканирование, а Настя выходила из машины и несколько минут «интуичила», как она сама это называла. После чего Буравчик вскрывал лючок, и они с дядей Петей вдвоём прозванивали очередной отрезок линии. Оператор в лагере отзывался, тогда лючок запирали, герметизировали, инструмент грузили в машину — и группа отправлялась к следующей точке.
Работа была нудная, продвижение — медленное; Юра нервничал и всё более тщательно озирался. Доставали неестественные цвета пейзажа, а более всего — этот на грани слышимости шёпот. Шёпот умученных душ, сказал кто-то внутри него, и он уже больше не мог отделаться от гнетущего образа…
Когда вскрывали девятый по счёту лючок — как раз в стороне от дороги, да ещё в неприметной глазу, но легко нащупанной водой ложбинке, — Настя вдруг испуганно вскрикнула:
— Стоп!
Буравчик подпрыгнул и замер. На миг Юре показалось, что он застыл в воздухе.
— Спокойно, — прежде всего сама себе сказала Настя. — Спокойно… спокойно, ребята…
— Что там? — спросил Саша.
— Не знаю… но что-то есть. Тащи сюда «глаз».
«Рачьим глазом» называлась телекамера с двухметровым гибким световодом, на конце которого, кроме объектива и фонаря, имелась пара примитивных детекторов аномалий.
— А как мы его туда вставим?
— Да, проблема…
— Настя, в чём суть? — спросил Юра сверху.
— Там что-то есть, — повторила Настя. — Не знаю что, но есть.
— Опасное?
— Не уверена… Может быть.
Все посмотрели на неё.
— Короче… — начал дядя Петя.
— У кого короче, тот дома сидит и отращивает, — отрезала Настя. Буравчик хрюкнул.
Юра недовольно посмотрел на всех.
— Так, — сказал он. — Давайте доедем до следующего, оттуда свяжемся — если связь будет, то сюда не полезем. Ну а если не будет…
— То полезем, — сказал Буравчик. — Командир. Я, конечно, как мне скажут, так и ладно, но мнение имею: всё одно возвращаться. Полезли сейчас.
— Нет, — сказал Юра. — По местам.
Они доехали до десятого лючка, без проблем вскрыли его и убедились: связи нет.
— Ну вот, — пробурчал Буравчик. — Все жопой чуют, и Буравчик жопой чует, но всем верят, а Буравчику нет. Почему такой промискуитет?
— Не промискуитет, а апартеид, — сказал дядя Петя. — Вечно ты путаешь. И зря ворчишь: полчаса лишних прожил.
— Почему вдруг лишних? — забеспокоился Буравчик. — Мне они ничуть не лишние. За полчаса знаешь сколько всего можно натворить?
— Знаю, знаю. Видел я тебя… творец…
Похоже, это были какие-то внутрисвязистские разборки, которые постороннему нужно было разъяснять.
Вернулись к девятому.
— А как-нибудь на расстоянии его можно открыть? — спросил Юра.
— Да можно, конечно, — сказал Буравчик. — Зацепить за кольцо тросом, тут рогульку поставить — и через рогульку лебёдкой… Только отпереть-то всё равно надо. Сейчас я отопру…
Буравчик присел на корточки, открутил защитную крышку со скважины замка, вставил ключ, повернул…
Это был не взрыв — а будто чёрная молния ударила снизу. Не из люка, а у Буравчика из-под ног. Его стремительно выпрямило — будто вогнало снизу лом — и какую-то долю секунды бешено колотило. Руки его взлетели, и с растопыренных пальцев в небо били такие же чёрные молнии. Потом на нём вспыхнула одежда, и всё заволокло чёрным с рыжими прожилками дымом. Дым с шипением бил во все стороны клубящимися струями, как пар из забытого на плите чайника. Потом что-то глухо взорвалось там, внутри, — и то, что несколько секунд назад было телом человека, разлетелось горящими и дымящимися углями и головнями…
И тут что-то случилось с Юриными глазами. Изображение не то чтобы раздвоилось, нет: а будто бы он каждым глазом видел разное. Одним: только что на его глазах случившуюся страшную и непонятную мгновенную смерть человека, а другим — нечто вроде огромной голубоватой промокашки, лежащей на земле, на которой в центре стоял жирный красный крест, а на некотором отдалении от него — три призрачные размытые фигурки непонятно кого, каких-то абстрактных существ; промокашка же вокруг креста пропиталась чем-то тёмным, и это тёмное быстро ползло в разные стороны, как будто огромная амёба распускала свои жадные щупальца-ложноручки. И Юра видел, как эти щупальца подкрадываются к застывшим фигуркам…