Юра задумался. Даже не то чтобы задумался — ушёл в затык.
— Выкупить её у Ильхама…
— Плохой ход. Не факт, что она у него в рабстве. Не факт, что она не хочет делать то, что делает. Это ведь по её натуре, нет? Авантюристка… Наконец, ты отдаёшь за неё деньги, то есть как бы приобретаешь её в собственность… а она не такая птица, чтобы… Нет.
— Всё равно надо с ней поговорить…
— Когда ты что-то сделаешь.
— Но что?
— Я не знаю. Думай ты. И вот что: дуй домой, хлопни ещё стакан, усни и спи до завтра. Вот увидишь — что-то придумается само. Да, и возьми в койку бумагу и карандаш. Бывает, во сне мысль хорошая посетит, а проснулся — её уж нет. Всё, брысь. Завтра договорим.
Ночью (или днём? или вечером?) Юре приснилось, что он дарит Алёнке самолёт.
— Ну, у меня нет причин удерживать тебя. Ты мальчик большой, старлей. Хотя попытался я прозвонить эту контору… что-то мне не нравится. Ни к чему не могу придраться. Но что-то не то. В общем, бди.
— Так точно. Буду бдить. Держать ухо востро, а хвост пистолетом. Нос по ветру. Порох сухим.
…Сеть, всемогущая Сеть. Всего лишь за трое суток поисков по профильным форумам Юра нашёл несколько мест работы вблизи от Отрыва, где официально о заработке не сообщали, но обещали много бонусов и вкусностей. Изучая отзывы, он остановился на двух, отличающихся от остальных: ЧОП «Сталь» в Чернигове и отдел охраны предприятия «ВИАНТ» в Любечах. Опять Любечи, подумал он. Он позадавал вопросы в форум — и то, как ему отвечали, и как уходили от конкретики, и что там требовалось от новичков, — всё это в сумме склоняло его к Любечам. Он написал туда письмо и скоро получил ответ с неожиданно короткой анкетой, бланком заявления и трёхстраничным «испытательным» контрактом. Юра отнёс распечатки Митрофанычу, посоветоваться, и тот сказал, что никакой серьёзной подляны нет, разве что возможность продления испытательного срока — вещь несколько необычная, да тот факт, что окончательное решение об окладе и премиальных принимается по результатам промежуточных испытаний, тоже несколько непривычно, хотя на его, Митрофанычев, взгляд — вполне разумно; надо будет подумать.
И тогда Юра написал заявление об уходе.
— Две недели не буду заставлять отрабатывать, — сказал Митрофаныч, — но четыре дежурства по двенадцать ты мне отдай.
На последнем, четвёртом, Юру чуть не убили.
Было так: он обходил уже в последний раз, под утро, территорию овощебазы и примыкающую стоянку для фур — не официальную, а так, просто постоянным водителям разрешали ставить машины на свободное место за небольшие деньги. Фуры, как известно, простаивать не должны, но иногда случается: не успели разгрузить, не успели оформить документы, гидравлика потекла… Короче, пять-десять фур в том тупике бывали постоянно. Плохо, что свет туда так и не провели…
Юра потом так и не смог вспомнить, что привлекло его внимание: то ли звук, то ли запах, то ли движение — этакое перемещение по чёрному фону чуть менее чёрного пятна. Тем более что перемещение это произошло на самом краю поля зрения. Ну, известное дело: если тебе нужно увидеть что-то в полнейшей темноте, смотри мимо — периферия сетчатки гораздо более чувствительна, нежели центральные области. Стараясь не производить ненужных звуков, Юра отцепил от пояса свой боевой фонарь, положил палец на кнопку и медленно направил раструб фонаря примерно туда, где ему померещилось движение. Он чуть медлил, потому что знал: как только он даст свет, чувствительность сетчатки сразу и надолго упадёт, а этого ему подсознательно не хотелось. Тем более что движения больше не было, звуков не было… но запах усилился. Так пахнет человек, провалившийся в болото, потом выбравшийся из него и просохший под горячим солнцем. То есть человек из болота пахнет стократ сильнее, но примерно этим же…
И тут позади, довольно далеко, лязгнул металл о металл. И Юра включил фонарь — скорее рефлекторно, нежели осознанно. На малую яркость, широким конусом.
И успел увидеть собачий зад с торчащим хвостом, скрывающийся за колёсами.
Юра тут же развернулся и второй рукой перевёл фонарь в режим стробоскопа. Засвистел конденсатор…
Метрах в сорока от Юры стоял незнакомый мужик в широком плаще и целился в него из двустволки.
Юра вдавил кнопку на фонаре, и он выдал первую вспышку. С десяти метров солнечным днём такая вспышка ослепляла на несколько минут, да и потом человек довольно долго ни о чём другом не мог думать, как о боли в глазах. Сейчас, с сорока метров, но ночью — должно быть не менее эффективно… На всякий случай Юра дал вторую вспышку, более узкую — прямо в лицо, прямо в стволы.
Наверное, это его спасло, потому что два выстрела, один за другим, цели не достигли, но воздух рвануло и справа, и слева. Мужик переломил ружьё и стал перезаряжать — кажется, всё-таки на ощупь. Юра попятился…
И тут на него бросилась собака. Молча. Почти молча. С глухим рыком и царапаньем когтями по растрескавшемуся асфальту. Поэтому Юра успел повернуться и выставить фонарь.
Зубы с лязгом сомкнулись на горячей стали. Просто на автомате Юра ещё раз вдавил кнопку стробоскопа. Показалось, что собака вспыхнула вся изнутри…
Но хватки не ослабила.
Она была не очень большая, дворняга килограммов на тридцать-сорок, чудовищно нескладная, с короткой слежавшейся шерстью. От неё-то и воняло высохшим болотом. Она держала пастью чертовски горячий фонарь и, припадая на задние лапы, пыталась вырвать его из Юриных рук.
Обежав вокруг собаки, как вокруг неподвижного якоря, Юра оказался наконец за задним свесом прицепа-рефрижератора — то есть в относительной безопасности от стрелка. Теперь у него было несколько секунд на то, чтобы покончить с собакой. Этому когда-то учили. Встав на колено и подтянув её поближе (скрежет зубов по стали был чудовищен), Юра левым предплечьем два раза ударил сверху по натянувшейся шее. Первый удар был неудачен, пришёлся просто по голове, но после второго собака судорожно вытянулась и вдруг обмякла. Однако хватка челюстей, кажется, только усилилась, и пришлось встать ей на горло и орудовать длинным фонарём как рычагом, чтобы высвободить его.